California, such a lovely place[1]
С 1816 года губернатором испанской Калифорнии стал Пабло Висенте де Сола, человек дипломатически хитрый и мало расположенный к русским. Он всячески чинил препятствия к закупке продовольствия для российских поселений, запрещал торговлю и промысел пушнины у калифорнийских берегов, ссылаясь на мнимые указания вице-короля
Хуана Руиса де Аподака. Решать вопросы торговли и промысла, вести переговоры с губернатором приходилось Кириллу Хлебникову.
Главной проблемой русских поселений в Америке с самого их основания было и оставалось по-прежнему снабжение продовольствием. Попытки выращивать пшеницу в окрестностях форта Росс не приносили ощутимых результатов
[2], кроме того неясен был юридический статус этих земель, доставка через Сибирь, охотский и петропавловский порты была слишком дорогой и долгой. К тому же грузы неоднократно терялись — корабли попадали в шторм. Необходимые товары доставляли приходившие в Ново-Архангельск кругосветные экспедиции, но это была капля в море. Основным, наиболее близким и доступным источником продовольствия и в первую очередь хлеба были испанские миссии Калифорнии. Именно закупка зерна — цель всех калифорнийских экспедиций Кирилла Хлебникова.
Разрешение на промысел у берегов Калифорнии — вторая немаловажная проблема, которую Хлебникову приходилось улаживать постоянно. Вопрос о промысле морского зверя поднимался каждый год. И каждый год испанцы старались заключить контракт на максимально невыгодных для русской стороны условиях. Менялся губернатор Калифорнии — отменялись старые договоренности, и все начиналось с нуля.
Еще больше осложнилось положение российской колонии в Калифорнии после того, как Мексика обрела независимость от Испании. Теперь налаживать отношения приходилось заново.
До 1816 года компанейским кораблям удавалось довольно выгодно закупать провизию в миссиях, поставляя взамен изделия из железа, дерева и кожи, которые прекрасно выделывали в Ново-Архангельске и Россе. Умельцев в поселениях хватало. Мастера из столицы российских колоний даже отливали колокола для францисканских монастырей. Но теперь, при новом губернаторе, многое изменилось. Недовольный соседством с русской крепостью, де Сола прекратил всякую торговлю с Россом и старался затруднить столь важный промысел морского зверя, полностью закрыв для русских залив Сан-Франциско.
Рассмотрим подробнее одну из поездок Хлебников в Калифорнию, и она даст нам картину жизни русских колоний.
1-го сентября 1822 года Хлебников получил от М.И. Муравьева, Главного правителя российских колоний, распоряжение за номером 252 о назначении комиссионером на бриг «Булдаков», который отправлялся в Росс и Калифорнию. Перед ним были поставлены четкие задачи: закупить провизию для русских поселений, представить данные о перспективах форта Росс в области земледелия и скотоводства и добиться от губернатора Калифорнии разрешения на промысел каланов
[3] и кошлоков
[4] у побережья. К этому времени некогда богатый пушной промысел сошел на нет, в 1821 году было добыто лишь 16 каланов. Хозяйственные проблемы шли рука об руку с дипломатическими. И очень непростыми — отношение испанской администрации к существованию у них под боком русской хорошо вооруженной крепости всегда было настороженным, если не сказать, враждебным.
Это была вторая калифорнийская экспедиция Кирилла Тимофеевича. Для закупки хлеба кроме брига «Булдаков», которым командовал А.К. Этолин, был предназначен и бриг «Волга» (капитан — П.С. Туманин). «Волга» только что была спущена на воду в заливе Румянцева (Бодега). Хлебников, как руководитель экспедиции, имел право планировать рейсы обоих судов в зависимости от возможности закупать провизию.
Тринадцатого сентября 1822 года бриг «Булдаков» вышел из ново-архангельского порта и через две недели миновал мыс Барро де Арена столь памятный Кириллу Тимофеевичу (
во время первой калифорнийской экспедиции сильным ночным ветром бриг «Ильмена», на котором он шел, прижало к берегу и выбросило на камни, пострадал груз, но люди остались целы). Первого октября «Булдаков» встал на рейде ввиду русской крепости в заливе Румянцева. Здесь был небольшой порт, всего пара строений, склад да баня, под охраной двух-трех кадьякских алеутов.
Выгрузив товары, привезенные для нужд поселения, и передав их с подробной росписью правителю форта Карлу Шмидту, Хлебников вместе с ним верхом отправился в Росс, ветер не позволял идти морем. Через песчаный пляж мимо каменных утесов поднялись они на горное плато, изрезанное ущельями. Путь через горы длился пять часов. Проведя в Россе один день, выяснив положение дел в поселении и проверив счета конторы, Кирилл Тимофеевич возвратился к месту стоянки судна в байдаре, погода изменилась в лучшую сторону. Через неделю бриг снялся с якоря и вышел в море. На пятый день «Булдаков» прибыл в Монтерей.
К 1822 году изменилось политическое положение в Мексике, победой закончилась борьба за независимость, которую вели отряды инсургентов. Движение их фактически выдохлось к началу 1820 года. Но в это время в Испании происходит революция. Либеральные преобразования в метрополии испугали часть креольской элиты Мексики. Многие землевладельцы не желали демократических реформ и, придя к выводу о необходимости изолироваться от опасного влияния, примкнули к сепаратистам.
В декабре того же года вице-король Новой Испании (Мексики) Хуан Руис да Аподака решил нанести последний удар по ослабленным силам инсургентов и выслал против них войска, которыми командовал Агустин де Итурбиде, офицер, известный своей жестокостью в подавлении повстанцев. Но тот неожиданно перешел на сторону инсургентов. Это и решило дело. Поддержанные регулярной армией инсургенты добились победы. В конце сентября 1821-го года испанский гарнизон был эвакуирован из столицы, в Мехико власть взяла в руки правительственная хунта, возглавленная Агустином де Итурбиде. Хунта приняла Декларацию независимости «Мексиканской империи» от Испании. В мае 1822 года Итурбиде был провозглашен императором Агустином I.
За свою свободу страна заплатила высокую цену — экономическое положение было тяжелым, многие города, и в том числе в Калифорнии, были разорены в ходе военных действий.
Вот что представляла собой калифорнийская столица в первой четверти XIX века: квадратная в плане крепость, «президия», окруженная холмами и порт. Еще недавно здесь были жилые дома, школа, библиотека, но теперь... Хлебников увидел город таким:
«Он [Монтерей] есть основное место Северной Калифорнии ... строение разорено инсургентами, теперь то же старое поправляют починкою, комендант жил в пустом покое, а казначей в старой кухне ... внутри крепости работают кирпичи и черепицу и тут же ломают глину, бросают навоз; а после сего о чистоте не нужно сказывать. Из Мексики прислано ныне несколько человек хороших мастеров и так кое-что начинает улучшаться». Хлебников писал о своих наблюдениях в дневнике: «Я не могу сказать о важности укрепления, но приметно что по берегу в земляных плохих батареях расставлено около 16 пушек. Рогатого скота здесь очень много и так же как и собак, но свиней и овец не много случилось видеть... Окрестности президии очень красивы...» Эта малоприглядная крепость была резиденцией губернатора Верхней Калифорнии Пабло Висенте де Сола.
Спустя всего лишь два часа после прихода «Булдакова» в Монтерей Хлебников нанес губернатору визит, передал ему депеши Главного правителя русских колоний М.И. Муравьева. В беседе с де Сола Хлебников пытался выяснить возможность покупки припасов для Ново-Архангельска. Надо признать, шансы взять полный груз хлеба для двух судов были невелики. Холодная дождливая зима 1822 года привела к повсеместному неурожаю пшеницы в Калифорнии. Кроме того, незадолго до прихода русских американские и английские суда закупили в миссии Сан Габриель 17 тысяч фонег
[5] зерна, поставив взамен много дешевых товаров. Это затрудняло возможность выгодной торговли с мексиканцами — русские товары, в основном железо и железные предметы, не могли выдержать конкуренции с иностранными.
Что же до вопроса совместного промысла морского зверя у калифорнийских берегов, то де Сола обещал подумать, предложил Хлебникову выставить свои условия и отложил дальнейшие переговоры. Дескать, надо подождать приезда в Монтерей переводчика Волкова, находившегося в тот момент в Россе. Но де Сола вовсе не был склонен идти на соглашение с русскими. Скорее всего, эта отсрочка была нужна ему, чтобы уйти от прямого отказа. Тем более, что беседовали они на испанском языке, который Хлебников знал достаточно, и переводчик как таковой им был не нужен. Губернатор всячески старался показать, что сам он очень расположен к русским, а если в чем-то и не может помочь, то это зависит не от него. Кирилл Хлебников уже давно знал этого человека, очень хорошо понимал его характер: «... он человек тонкий, скрытный, ласковый в наружном обращении и любит обещать; но не без греха со стороны честолюбия и корысти. Он показывает что ничем посторонним не занимается кроме его должности по военной части, и ничего не знает кроме пушек и пороха; но между тем известно что вникает во все мелочи относительно подчиненных; а особенно в рассуждении знакомства с иностранцами. Никому никогда не позволяет ездить на суда и ничего без позволения его ни покупать ни продавать не можно. В рассуждении торговли с нами он всегда любил сказывать что не получил разрешения от Вицероя
[6], но позволяет сам собою из приязни к народу русскому; но здесь кажется что-нибудь скрытно: ибо если бы не благоволил Вицерой то он самовластно не смел бы снабжать опасных себе соседей», — писал Хлебников в дневнике. Но РАК была очень заинтересована в морском промысле, и ему приходилось вести переговоры с постоянно утекающим сквозь пальцы губернатором.
Через пару недель, двадцать пятого октября, переводчик Волков прибыл в Монтерей, и переговоры были продолжены. На это раз, в отличие от 1820 года, Хлебникову удалось добиться разрешения приобретать припасы непосредственно у земледельцев, что позволило снизить закупочные цены, и продавать русские товары прямо на судне, не свозя их на берег. Предварительное предложение по добыче морских бобров в калифорнийских водах было следующим: 25 байдарок ведут лов в течении трех месяцев «из половины», то есть 50% добытых шкур поступает мексиканцам. Но прямого ответа от губернатора опять получить не удалось. Де Сола пообещал ответить через день, сославшись на необходимость посоветоваться с прибывшим в Калифорнию из Мехико посланником де Винцентом. Но пауза ожидаемо затянулась на три дня.
На этот раз Хлебников предложил губернатору два возможных варианта контракта на выбор. Либо русские будут отдавать калифорнийской администрации половину добытых шкур, либо будут платить деньгами: по тысяче пиастров в месяц. Но переговоры не принесли успеха: де Сола ушел от прямого ответа, не соглашаясь, но, в то же время, не отказываясь до конца от заключения договора.
Пока шли эти бесплодные переговоры, в управлении Калифорнией произошла перемена. В конце октября 1822 года здесь появился новый административный аппарат — хунта из семи делегатов, выбранных округами. Председателем ее должен быть губернатор, но де Сола отказался от этого и решил ехать в Мексику. Теперь говорить о промыслах нужно было с правящей хунтой, и Хлебников пишет «прошение в собрание депутатов»: «... испрашиваем позволения промышлять в заливе С.Франциско; 25-ю байдарками в продолжении 3-х месяцев считая с декабря и за оное платить по тысяче пиастров в месяц». Прошение, переведенное Волковым на испанский язык, рассмотрено собранием депутатов, и вынесен решительный отказ, так как «депутаты без разрешения мексиканского правительства не могут позволить производить промысел». Скорее всего за спинами депутатов стоял тот же де Сола. Это было очень в его духе — дать категорический отказ чужим голосом, самому же не показывать своего нерасположения к русским. По крайней мере, так считал Кирилл Тимофеевич.
В середине ноября правитель форта Росс Карл Шмидт, не получая никаких известий от Хлебникова, сам приехал в Монтерей. Его визит был очень некстати. Мексиканцы сочли, что он явился для тайного лова каланов. Это окончательно испортило отношения с местной администрацией — все надежды заключить контракт, или, как его называли, «условие о бобровом промысле», потерпели крах.
Тогда же у Хлебникова появилась новая, непредвиденная проблема — судьба форта Росс. Источником проблемы стал посланник мексиканского правительства Агустин Фернандес де Винцент. Он лично со свитой из двадцати человек прибыл в Росс. Произошло это одиннадцатого октября, когда Хлебников был уже в Монтерее.
При первой встрече со Шмидтом посланник поднял вопрос о праве России на территорию, занятую фортом. Он потребовал соответствующих документов, подписанных испанским и российским правительствами. Шмидт ответил, что все бумаги хранятся в Ситхе, в главной конторе РАК.
На следующий день состоялась официальная встреча, в которой с мексиканской стороны были де Винцент, руководитель миссий, его преосвященство Мариано Паэрэс, комендант порта Сан-Франциско Луис Аргуэлло и лейтенант пехотного полка миссии Сан Блас Антонио Бийа, а с русской — Василий Старков, Яков Дорофеев, Федор Свиньин, Василий Грудинин и сам правитель поселения Шмидт. Де Винцент решительно потребовал, чтобы русские покинули Росс, так как, по его словам, залив Бодего по праву открытия до 42° северной широты принадлежит Испании, а далее на север Соединенным Штатам. В ответ К.И. Шмидт заявил, что русскими поселенцами заняты свободные территории
[7], где не было испанских миссий, и что сам он, как правитель компанейской конторы, без приказа начальства ни под каким видом поста своего не оставит. Он представил посланнику те бумаги, которые имел: Манифест о заключении союза между испанским и российским двором от 17 октября 1812 года и договор о союзе между русскими и испанцами, живущими в Калифорнии, подписанный директорами РАК 31 июля 1812 года.
К.И. Шмидт, ссылаясь на то, что сам он решать вопросы о законности или незаконности существования форта Росс неправомочен, переадресовал де Винцента к Хлебникову. Зря вы, мол, к нам сюда и приехали, это вам обратно в Монтерей надо. Обратитесь к Кириллу Тимофеевичу, он вам все разъяснит.
Хлебников узнал об этом только от приехавшего из форта Волкова. Какие там были представлены бумаги, тот объяснить толком не смог. Де Винцент сам явился на «Булдаков» к Хлебникову. Вновь потребовав ликвидации русского форта, он сообщил, что мексиканское правительство собирается поселить на калифорнийских землях десять тысяч немецких семейств, с ними все договорено, и вскорости они прибудут. Чуть позже посланник ужесточил свое требование: форт должен быть свернут в течении шести месяцев, иначе последуют «меры принуждения». Кирилл Тимофеевич старался уходить от прямого однозначного ответа: сам он без воли высшего начальства предпринять ничего не может, но передаст требования де Винцента Главному правителю русских колоний генерал-майору Муравьеву. В его дневнике появилась запись: «Я понял, что это пустые угрозы но уклонялся от возражений... [чтобы] через то не навлечь препятствия в... нашей нужде, — покупке хлеба».
И действительно, скоро стало ясно, что за словами мексиканского посланника ничего не стоит.
Де Винцент потребовал от Хлебникова, чтобы все претензии мексиканцев к русской стороне были записаны и предъявлены ему на контроль до передачи М.И. Муравьеву. Кирилл Тимофеевич так и сделал — записал требование посланника снять поселение Росс в шестимесячный срок и угрозу принять меры принуждения. Но ему пришлось переписывать бумагу, потому что де Винцент тут же отказался от своих слов о принудительных мерах, заявив, что решение дела будет зависеть от переговоров русского и мексиканского правительств. Пункт об угрозе силой был снят. Теперь в документе говорилось, что требование правительства Мексики будет передано на рассмотрение М.И Муравьева, и по истечении шестимесячного срока исчерпывающие сведения будут даны губернатору Калифорнии.
14-го ноября посланник де Винцент и губернатор де Сола покинули Монтерей на русском бриге «Волга». А на следующий день в Сан-Франциско пришел фрегат «Аполлон» под командованием С.П. Хрущева. Прибытие русского военного корабля сразу изменило настроение местной администрации. «Члены юнты, г.г. депутаты, — писал Хлебников в дневнике, — прислали сегодня [17 ноября] переводчика спросить: правда ли что посланник назначил снять селение Росс в срок 6-ти месяцев и угрожал насилием? И что, если это правда, то они со своей стороны уничтожают сие настояние и будут относиться о том в Мексику».
Вопрос о судьбе форта Росс был снят.
Пытаясь договориться с губернатором о промысле морских боров, отвечая на требования посланника, Хлебников не забывал о своей главной задаче — закупке провизии для русских колоний. Платить за хлеб приходилось, в основном, товарами, а пошлины правительством Итурбиде были установлены высокие: с проданных товаров 25%, а с покупки продуктов 6%. Несколько облегчало дело разрешение закупать хлеб у поселенцев. От них было принято 150 фонег пшеницы. В миссии Сан-Франциско Хлебникову удалось договориться со знакомым священником падре Рамоном о приобретении 250 фонег гороха и бобов. По сведениям Волкова, можно было закупиться пшеницей в миссии Санта-Круз, и Хлебников отправляет туда бриг «Волга». Капитан С.П. Хрущев доставил требование Главного правителя приобрести 750 фонег зерна, и, если возможно, беспошлинно. Это удалось сделать, Хлебников уговорил коменданта Сан-Франциско Аргуэлло. Но если бы у того за окнами не маячили мачты военного фрегата «Аполлон», он вряд ли согласился бы.
М.И.Муравьев настоятельно требовал Хлебникова в Ново-Архангельск. Возвращался тот с чистой совестью — оба корабля, и «Булдаков», и «Волга» были полностью загружены. В результате торговых операций Хлебникова русские поселения получили в 1822 году 1265 фонег пшеницы, 270 фонег гороха и бобов, 200 фонег ячменя. Так что пока голод колонистам не грозил.
Постоянные переговоры с администрацией Калифорнии о промысле и закупка продовольствия для Ново-Архангельска, торговля с испанскими миссиями были основным делом Хлебникова в течении десяти с лишним лет. И всегда выгода РАК была для него на первом месте.
Куда все делось и откуда что берется[8]
Хлебников собрал массу сведений по географии и народонаселению Калифорнии, об истории русского форта Росс. Объездил Алеутские острова, ходил на судах в Перу и Чили, в Бразилию и на о. Питкерн. Встречался с мореплавателями, английскими и американскими купцами, испанскими дипломатами, алеутами, эскимосами, индейцами.
Он собирал коллекции минералов, растений, насекомых, передавал их музеям Санкт-Петербурга.
Материалы, собранные в Америке, легли в основу литературных трудов Кирилла Тимофеевича.
Находясь на службе РАК в Ново-Архангельске, Хлебников начал составление монументального труда «Записки о колониях в Америке». Еще в 1818 году Хлебников свел близкое знакомство с Ф.П. Литке, тогда еще мичманом шлюпа «Камчатка». Спустя годы, готовя к изданию путевые заметки о плавание на шлюпе «Сенявин», Литке изучал материалы Хлебникова и ссылался на них в своей книге.
Петербургская Академия наук избрала Хлебникова членом-корреспондентом по разряду политических наук.
По возвращении из колоний Хлебников продолжил службу в Главном правлении РАК в Петербурге. И при этом много писал. Его статьи выходят в Энциклопедическом Лексиконе А.А. Плюшара, в периодической печати. Каждый год публиковался новый труд.
Но «Записки о колониях в Америке» не были опубликованы. Сам того не подозревая, Хлебников проходил по делу декабристов. Причиной стала его переписка с Д.И. Завалишиным и с будущим декабристом Владимиром Романовым, тот посылал в Ново-Архангельск альманах «Полярная звезда».
По чистой случайности имя Хлебников было внесено в Алфавит декабристов
[9]. Но дело против Хлебников следственная комиссия прекратила.
Вернувшись в Петербург в 1833, Хлебников занял служебную квартиру в доме Правления РАК, где десятью годами ранее жил К.Ф. Рылеев, и где в квартире тогдашнего директора РАК И.В. Прокофьева собирались будущие декабристы. И хотя сам Хлебников не разделял полностью взгляды декабристов и не был к ним причастен, но написанная им в двадцатые годы книга не была напечатана, возможно, из-за ассоциативной связи его имени с бунтовщиками.
Проведя в столице полгода, Хлебников отправляется в родной Кунгур. Всего лишь две недели провел он с родными, привел в порядок свою обширную библиотеку, и вернулся в Петербург.
В 1835 году Хлебников предполагал снова отправиться в путешествие, просил назначить его суперкарго
[10] на судно «Елена», отправлявшееся в Русскую Америку. Но Правление РАК его не отпустило.
В 1937 году Хлебников писал А.С Пушкину и отправил тому свое «Введение в историческое обозрение Российских владений в Америке». Пушкин тогда интересовался историей русской колонизации Камчатки, читал и конспектировал книгу С.П. Крашенинникова о полуострове и, возможно читал труд Хлебникова.
Умер Кирилл Тимофеевич Хлебников в 1838 году.
[1] Калифорния, какое прекрасное место. Цитата из песни «Отель «Калифорния» Иглс.
[2] Позднее в 30-х годах XIX века возле крепости Росс появились три фермы-усадьбы, «ранчи», одно из них называлось «Хлебниковские равнины».
[3] Калана или морскую выдру русские поселенцы ошибочно называли морским бобром. Под именем бобра это животное фигурирует во всех документах того времени. Мех калана высоко ценился на русском, европейском и особенно китайском рынках. Ареал обитания калана в XIX веке – Алеутские острова, побережье Аляски и Калифорнии. Шкура калана стоила в 10 раз дороже шкуры голубого песца и в 50 раз дороже шкуры морского котика. Мех калифорнийского калана ценился ниже, чем мех аляскинского. Поселенцы Росса промышляли калана вдоль калифорнийского побережья от мыса Барро де Арена (современный м. Пойт Арена) до залива Дрейка. Была еще фактория, небольшая зверобойная артель, на Фараллоновых островах недалеко от Сан-Франциско, здесь промышляли морских котиков.
[4] Кошлок – детеныш калана возрастом до 1 года.
[5] Фонега (фанега) – испанская мера сыпучих тел: 1 фанега = 3 пуда 3 фунта = 55 литров
Ароба (арроба) – испанская мера веса, равная 28 русским фунтам, т.е. 11,2 кг.
[6] Вицерой - вице-король Новой Испании (Мексики) Хуан Руис да Аподака
[7] Эти земли, порядка 400 га, в 1811 году выкупил у местных индейцев племени помо Иван Александрович Кусков, основатель и первый правитель крепости Росс. Уплачено за землю было: 3 одеяла, 3 пары штанов, 2 топора, 3 мотыги и несколько ниток бус. Но хоть что-то было уплачено. Испанцы же просто сгоняли индейцев с их земель.
[8] Цитата из песни Владимира Высоцкого.
[9] Он же Алфавит Боровкова — биографический словарь
декабристов и лиц, проходивших по следствию о
восстании 14 декабря 1825 года. Составлен правителем дел (секретарём) следственного комитета
А. Д. Боровковым в 1826—1827 по заказу
Николая I. Полное название — «Алфавит членам бывших тайных злоумышленных обществ и лицам, прикосновенным к делу, произведенному высочайше учрежденною 17-го декабря 1825-го года Следственною Комиссией, составлен 1827-го года».
[10] Суперкарго — морской термин: доверенное лицо фрахтователя судна и занимается контролем соблюдения его интересов, включая приём и сдачу груза, использование трюмов, расходование средств фрахтователя. .